Случай Асылбека.

Предисловие

Этот случай я публикую впервые, хотя описал его ещё два года назад, сразу после проведения психотерапии с Асылбеком. Он (случай) настолько потряс меня, что я решил описать его. Мне интересны были не только результаты и чувства клиента, но и свои собственные глубокие переживания, которые я испытывал в тот момент. Всё, что здесь написано – правда, по крайней мере, я всё так воспринимал. Этот текст остался тем же, каким и был изначально написан. Я не стал его переделывать. Сейчас, конечно, с точки зрения определённых знаний, я по-другому смотрю на некоторые моменты того случая (вижу свои переносы, слияние и др.) но не хочу их переделывать. Пусть всё будет так, как было!
Асылбек – это настоящее имя парня; он дал разрешение на публикацию этого случая. Лечащий врач и психолог Асылбека тоже разрешили использовать эту информацию.

Предконтакт

После павлодарского психотерапевтического декадника 2000 года я отходил несколько дней. Просто спал и ничего не делал. Были смутные ощущения, что со мной что-то происходит, но что именно? Какая-то внутренняя работа ещё продолжалась и сейчас. Если от предыдущих декадников были сильные эмоциональные ощущения, чувство встряски, то сейчас внешне всё было спокойно, лишь что-то там внутри работало. В шутку я назвал это состояние внесением профессиональных мазков в уже нарисованную картину, тягучее переливание последних капель в наполнившийся стакан.

Временами откуда-то из глубин всплывали отдельные сцены прошлых дней, интересные ситуации. Особенно запомнился разговор в поезде с Кудайбергеновой Сандугаш, психологом психиатрического отделения РКПБ: «Ты должен ехать в другом вагоне!» – сказала она, и я в шутку добавил: «Не в вагоне, а в другом поезде!»

Мои размышления прервал резкий телефонный звонок: «Алло, Виктор? Работаешь?» – это была именно Сандугаш. Сразу вспомнил про «флюиды», экстрасенсорные связи. Ведь бывает такое: только подумаешь о чём-нибудь и на — те, пожалуйста! «Где можно выпить чашечку кофе?» – интересовалась моя собеседница. А мне так лень было куда-то идти, что я сказал: «Приходи на работу». Объяснив адрес маршрута и все подступы к моему кабинету, стал погружаться в различные размышления.

Время может сжиматься! Это точно. Я не заметил, как пролетели и растворились несколько часов. Дверь мягко отварилась и вошла Сандугаш. После приветствия мы расположились в удобных креслах, смотрели друг на друга и некоторое время молчали. У меня было ощущение, что я с ней как-то связан и что скоро будет разговор о чем-то очень важном. В груди появились необычные ощущения, и на миг я увидел нить, связывающую нас обоих. Я понял, что вовлечён в какое-то дело; связь же возникла ещё в поезде.

— Я пришла с тобой посоветоваться, — начала робко Сандугаш. — К нам поступил парень, Асылбек, он не может говорить.

Я почувствовал сопричастность с этим парнем. «Он — солдат, прослужил полгода, и его отправили в соседнюю часть. Там его или избили, или он выпал со второго этажа – неизвестно. Ничего не помнит. Нашли его в пять утра в бессознательном состоянии». Я обратил внимание на методичность, с которой она рассказывала эту печальную историю.

С запаздыванием я спросил: «Он что вообще не говорит?». – Нет. – А как вы с ним общаетесь?.

– Он пишет на бумаге. Он сохранный. Все процессы сохранены, не может только говорить, – голос у моей собеседницы стал более возбуждённым.

— Мне, как психологу, нужно его протестировать и провести диагностику. Вначале я с ним просто побеседовала. Ему, оказывается, каждую ночь снится, что на него нападает какое-то чудовище. Вот посмотри, я просила его нарисовать свой сон. – Сандугаш протянула мне лист бумаги, где были изображены маленький человечек и вокруг него «плавает» большое чудовище, похожее на сома. — Я обратила внимание, — продолжала Сандугаш, — что у человечка нет рта. Я сказала ему: «Нарисуй себя большим со ртом», — и показывает мне второй рисунок. На нем уже был изображен большой весёлый человек, рот у которого усеян зубами. «Чудовище» было изображено в виде маленькой рыбки, которую Асылбек поймал руками.

— Ты настоящий нэлпер! – похвалил я от души, так как увидел начало успешной терапии. – Ты молодец! —  Сандугаш просияла.

— Я почувствовала, что ему можно помочь, он – эффективный пациент.

Но что делать дальше? Я хотела предложить тебе использовать НЛП и поработать с ним? — Предложение Сандугаш на короткое время «выбило» меня. Прошла изучающая пауза. Я не знаю, что со мной происходило, я просто смотрел на неё, но через несколько секунд я твердо сказал: «Хорошо, давай попробуем». Я был так уверен в своём ответе, что даже удивился.

— Тогда я поговорю с лечащим врачом, надеюсь, что он не будет против, – моя коллега убедила меня, что с этим проблем не будет.

— Это мой первый опыт работы в клинике, — начал я, – хотя у меня был год назад случай помощи одному эпилептику. Раньше я общался с одной компанией и там был парень по имени Иван. Его бросила девушка, и он уже второй день ничего не ел, не пил, всё время лежал и что-то бормотал (бормотал на второй день, а на первый изредка ругался, грозился что-то сделать – со слов товарищей). Его друг Саша сказал мне, что такое уже раз было, что даже пена изо рта шла и что вызывали «скорую». Медсестра сделала укол, после которого Иван проспал целые сутки, потом «отошёл».
— Наверное, пора вызывать «скорую», — сказал мне Саша, — но не хочется, ему (Ивану) ведь завтра с утра на работу.

Тогда решил я попробовать НЛП. «Иван, — сказал я, – ты меня слышишь?». Иван никак внешне не реагировал. «Если ты меня слышишь, моргни глазами!» — я почувствовал неуверенность в своих силах; все ещё глазели, что с этого получится. Это нагнетало меня. И вот он моргнул, очень медленно и вяло. Я почувствовал облегчение. «Ты хочешь выкарабкаться из этого состояния?» – спросил я. Иван положительно моргнул. Он был очень бледным, тело его практически не двигалось. У меня дрожал голос. Иван был программистом и поэтому я начал ему объяснять: «Мы сейчас сможем поменять твоё поведение и самочувствие. Это можно сравнить с отменой одной программы и запуском другой. Ты меня понимаешь?» – Иван сказал-моргнул «Да». «Тогда представь, что ты видишь себя здесь лежащим со стороны, как на фотографии. Представляешь? Представь, что эта фотография очень медленно уплывает влево вдаль и становится всё меньше и меньше. Очертания снимка размываются…» – Иван опять показывает позитивный ответ. – «Пусть фотография исчезнет в точку». Лицо Ивана порозовело, и я почувствовал себя более уверенно. «А теперь представь себя в будущем успешным человеком, — продолжал я. – Сделай также фотографию и приближай её к себе!». Тут Иван разулыбался и посветлел. Через пять минут он уже поднялся с кровати. Интересный опыт, не правда ли?
Слушая меня, Сандугаш мило улыбалась. У меня было ощущение, что я нахожусь в состоянии лёгкого транса (вообще-то, я из него после декадника и не выходил).
— Сандугаш, — обратился я к коллеге,– скажи этому парню… как его?..
Асылбеку!.., что придёт очень опытный врач, который поможет ему!
— Хорошо – ответила Сандугаш.
— Понимаешь, — дополнял я, — имидж действует как плацебо. Это
нужно использовать!.. — Я почувствовал, что во мне проснулся педагог и остановил себя.
Мы некоторое время помолчали. Я был где-то далеко.
— Так, — начал я, – сегодня у нас четверг, я приду к нему завтра. Во
сколько мне лучше подойти?
— Часам к одиннадцати, – ответила Сандугаш.
Так мы договорились о времени и месте консультации. Потом попрощались. Я чувствовал, что всё моё тело, все мои мозги работают в одном направлении, – что делать с этим парнем?

Уход Сандугаш погрузил меня в лёгкое раздумье. «А ты смелый парень!» – говорил я сам себе. – Ты ничего о нём не знаешь! Хорошо, если у него истерические штучки, а если органика?».
Как только это было внутренне обговорено, это перестало меня волновать. Я был весь в мысленном терапевтическом процессе. Я представлял, как сижу напротив него и выполняю различные техники. Вот неприятные события мы окрашиваем в соответствующий неприятный цвет и отсылаем их в прошлое, а позитивные – наоборот. Я представлял, что как будто бы беру эти события как картины и отправляю их в разные стороны: своей правой рукой – отрицательные, а левой – положительные. Вот уже рассказываю метафору про Милтона Эриксона, как он учился ходить, а вот уже метафора про рост нервов как корней прорастающего семени… Идеи подаются одна за одной. А может быть лучше начать с трансов? С упражнения «сцепление рук», которое я изучил у Алексея Яковлевича Дериева на декаднике или с этого…, этого…, этого… Я чувствовал творческий подъём, было легко и свободно. Явно было состояние транса. Потом я почувствовал, что «загрузился» и поехал домой. Про Асылбека я уже практически не думал. Лишь изредка всплывали какие-то отдельные мысли и переживания по поводу завтрашнего дня.
Весь вечер у меня было интересное состояние. Перед сном я помолился Богу (что делаю очень редко) и попросил Его «активизировать» все мои ресурсы и возможности, а также непосредственно помочь Асылбеку. И с лёгкой душой уснул. Спал отлично, без снов. Утром проснулся бодрым и свежим. О консультации даже и не думал. Я себе просто сказал: «Сегодня
12-е мая, 12 – отличное число. Виктор, тебя ждут великие дела!»

Встреча

В шестое отделение прибыл вовремя. Возле калитки стояла симпатичная медсестра и изучающе рассматривала меня. Было ощущение, что она хочет спросить: «Что надо?», но не решается. Я на секунду замялся и сказал: «Мне нужен психолог, Сандугаш, как её найти?». «Сестра» заботливо объяснила. Я уже тронулся с места, как вдруг услышал  из соседнего корпуса радостные возгласы: «Виктор! Виктор!» – это была Сандугаш. «Я договорилась! Всё нормально! Асылбек сейчас придёт. Пойдём в кабинет». И мы пошли в кабинет.

Кабинет оказался приветливым, просторным. Обратило внимание сочетание новых окон и дверей и духа старого здания. Было три рабочих места, диван, другая мебель. Я поздоровался с присутствующими врачами.  Сандугаш представила меня как Виктора Михайловича, а я скромно сказал: «Просто Виктор». Чувствовался интерес ко мне, и мне это нравилось. Я был спокоен.

Тут открылась новая дверь, и вошёл парень. Глаза его излучали огромное ожидание и надежду. Я понял, что это и есть Асылбек, протянул ему две руки и с удовольствием поздоровался. Он ответил тем же. На лице появилась обворожительная улыбка. Он мне сразу понравился. «Симпатичный, смышлёный – мелькнуло у меня в голове и появилось чувство доверия и сопричастности. «Проходи, присаживайся» – Сандугаш пригласила поудобней разместиться. Солдат сел возле окна, а я напротив него. К счастью мой стул был очень шатким, и я пошутил, что от его неустойчивости могу упасть и что предпочитаю устойчивую основу.

Поменяв стул, мы немного посидели молча. Я не знал с чего начать, чувствовал, что пора действовать и сказал: «Давай ещё раз познакомимся! Меня зовут Виктор». Парень достал из нагрудного кармана самодельную небольшую записную книжку и протянул мне. На первом листе были написаны: имя, отчество, фамилия и год рождения; на втором – адрес и прочее. «Асылбек? – произнёс я, — очень приятно». Я ещё раз протянул руку, и мы ещё раз поздоровались. Тут же я понял, что забыл имя и поэтому предложил ему: «Пусть записная книжка лежит на столе, чтобы я мог любоваться твоим именем и тобой самим» – я поймал себя на мысли, что говорю как гипнотерапевт Алексей Дериев, таким же весело-радостным трансовым голосом.

• Как у тебя дела? – спросил я. Он взял лист бумаги и написал:

«Хорошо. Только говорить не мог». Я вспомнил, что Асылбек учился в казахской школе, но по-русски «говорит» хорошо. — Я психолог. Меня пригласила Сандугаш, – показываю рукой на коллегу, — чтобы помочь тебе.

После небольшой паузы я продолжил: «Я хочу предложить тебе использовать очень мощные нетрадиционные методы лечения и спрашиваю разрешения. Ты согласен?». Асылбек немедленно кивнул головой.

— Давай тогда расставим руки в стороны, – сам показываю ему как  должны быть зафиксированы руки, — представь, что на ладонь левой руки (он – правша, я  это сразу определил), ты складываешь всё плохое, что у тебя было.- Он вопросительно посмотрел на меня. — Ну, тебе что-то сказали, что-то было не так, и ты всё это складываешь на свою левую ладонь. Тебя в детстве обидели – тоже ложи, неудачи – всё  ложи… – все свои слова я сопровождал движением своей правой руки, как будто я на самом деле что-то в его левую руку складываю.

Асылбек начал погружаться в свой внутренний мир. Взгляд его был в никуда. Тело было неподвижным. Единственное, что двигалось – это медленно опускалась его рука, как будто в неё действительно складывали  что-то тяжёлое. Временами я поддерживал его, говоря: «Молодец! У тебя хорошо получается!». Я тоже находился в состоянии лёгкого транса, мыслей никаких не было. Через какое-то время он поднял глаза на меня, что означало —   «задание выполнено».

-Ты молодец! — опять прозвучало с моих уст. — А теперь давай

возьмём другую (правую) руку, — показываю на неё своей левой рукой, — и будем туда складывать всё хорошее, что у тебя было. Тебе кто-то улыбнулся, и ты это кладёшь. Тебе сделали подарок, тебе приятно – и ты всё это складываешь…

Парень опять погрузился в свои воспоминания. Меня порадовало, что его правая рука опускалась вниз быстрее и глубже, чем это делала его левая рука. — Ты молодец! – опять похвалил его я. Когда он вновь установил со мной зрительный контакт, я продолжил: «А теперь давай положим ещё и то хорошее, что у тебя будет впереди, в будущем». Его правая рука начала погружаться дальше и больше; она была намного ниже, чем левая рука. «Ты молодец».
— А теперь очень медленно, с той скоростью, с которой тебе удобно, своди руки друг к другу, — и сам показываю, как это должно выглядеть. Руки сближались очень медленно. Чем ближе они «подходили» друг к другу, тем замедленней становилась реакция этого симпатичного человека. — Всё хорошо! – как всегда подбадривал я, — Ты молодец! — Когда были сведены руки и сжаты в замок, мы некоторое время сидели молча. Было ощущение, что он в глубоком трансе. В это время в помещение вошла одна женщина, вмиг я понял, что на окружение не обращал никакого внимания, а Асылбек тем более. Он даже не повёл взглядом.
— Мягко опускай руки туда вниз, — спокойно продолжал я, а сам
показываю, как это нужно делать, – ты молодец.
Мы ещё какое-то время сидели молча, каждый со своим уровнем транса. Потом он мне улыбнулся, и это было сигналом для дальнейшего продвижения вперёд. Руки мы расцепили.
— Давай немного повспоминаем! Сейчас вспомни, как звучал твой
голос, когда ты был маленьким? — спрашивая, я поднимал левую руку перед собой и опускал, делая лёгкие вибрирующие движения. После позитивного кивка головой: «А как звучал твой голос, когда ты был злым и сердитым?» Лицо у Асылбека стало серьёзным и даже злым. — Он молодец, – подумал я про себя – старается, значит у него всё получится. — А как звучал твой голос, когда ты пел весёлую песенку? – снова спросил я. Его лицо просияло, он кивнул мне.
— Ты молодец! – подкрепил я и, как всегда, сделал вибрирующее
движение левой рукой.
— Я хочу подбросить тебе идею о том, что время может сжиматься, а
может тянуться долго. Бывает, — я говорил позитивным голосом Дериева, — разговаривая с друзьями о чём-нибудь приятном, даже не замечаешь, как проходит целый вечер. А вот когда общаешься с интересной девушкой, рядом поют птички, тебе хорошо, — делаю вибрирующее движение своей левой рукой, — то трудно сказать – прошла одна минута или две, пять или семь. А бывает и наоборот, когда чего-то ждёшь, то время начинает тянуться очень долго.

Здесь я увидел, как Асылбек ожил, наверное, эти недели, которые он находится здесь, показались ему целой вечностью, — и я отослал это в далёкое прошлое.
— Представь, что время сжалось и наступило будущее, — опять моя левая рука непроизвольно поднялась вверх, чтобы сделать знакомое вибрирующее движение, — представь, как ты будешь выглядеть. Во что ты одет? – пауза, пишет, что в костюме, — Представь, как звучит твой голос! – В ответ знакомый кивок. – Ты один или там ещё кто-то есть? – пальцем отвечает, что один. – Ты молодец! – сказал я.
— Тебе удобно сидеть? – поинтересовался-отвлёк я. — Знаешь, в народе говорят, что всё что не делается – всё делается к лучшему! — Асылбек утвердительно кивнул головой. — Я вот вспомнил своего знакомого. Представляешь, он поехал на дачу на два дня. — Приезжаю, говорю – он мне рассказывает – захожу в квартиру, — что-то не то, а что я сразу и не понял. А тут мне жена кричит: «Да нас же ограбили!». Представляешь? Асылбек, он пережил такое потрясение, чуть инфаркт не схватил. Прошёл год, встречаю я его и спрашиваю: «Как дела?» Он мне: здорово. Помнишь меня ограбили? — Ну, помню – отвечаю я. – Так вот, — именно это сделало меня человеком. Теперь я преуспевающий бизнесмен. Жизнь заставила крутиться: бросил государственную работу, стал торговать, детей ведь кормить нужно. Если бы не ограбление, так и остался бы инженеришкой, получал бы гроши.…- Пауза. — Асылбек, бывает же такое!
— А ещё был такой Милтон Эриксон! – начал я новую историю. – Представляешь, когда ему было около 20 лет, когда он был молодым парнем, — с ним случилось несчастье – его парализовало. Единственное, что он мог делать – так это слушать и наблюдать глазами. – Тут я заметил, что Асылбек очень заинтересовался, стал «хватать» каждое слово. – Представляешь! В молодом возрасте и такое! И что он стал делать? — Асылбек заинтересовался сильнее; от этого мне стало рассказывать ещё интересней. Видели бы, как я её рассказывал! Это был полёт творчества. Это поднималось из глубины моей души, и было чем-то светлым и обворожительным. Я парил как птица. Асылбек, Милтон Эриксон, наблюдал как учится ходить его младшая сестра. Она то встанет, то упадёт, то задержится руками. Фактически, он учился ходить заново. Потом он стал вспоминать как работали его руки, когда он косил — эти слова я сопровождал движениями рук, как будто я кошу, — вспоминал как делал что-то руками, ногами, всем телом. И заметил, что от воспоминаний у него потихоньку начали двигаться пальцы. Он стал это развивать и впоследствии стал величайшим психотерапевтом в мире.…
Пауза. — Как ты себя чувствуешь? – поинтересовался я. Он потянулся за листком бумаги и ручкой, но Сандугаш его остановила и сказала: «Попробуй сказать». Было лёгкое замешательство у обоих. Меня вначале это немного напрягло, но потом заинтересовало. Асылбек попробовал что-то сказать, но я ничего не понял. Не было ни одного звука, его челюсти и гортань не двигались. Я ему разрешил написать. Он написал, чтобы я продолжал. Когда он писал, все окружающие с жадностью ловили каждое написанное слово. Мне было приятно, что он хотел, чтобы я рассказывал дальше.

— Знаешь, Асылбек, — начал я, – бывает так, что люди очень многое
знают и умеют. Бывает так, что голова не знает, а тело знает…
Тут вошла в кабинет другая врач и немного отвлекла меня, хотя я и виду не показал. Было немного шумно.
— Асылбек, ты слышишь эти звуки. Ты можешь пропускать их мимо себя, а можешь глубже погружаться в свой внутренний мир, в это интересное и прекрасное состояние от этих звуков… – Урок по утилизации я выучил хорошо. Смотрю и все врачи тоже, начинают утилизировать внешние звуки. Хороший транс.
— Молодец, – продолжал я, — возьми ручку и напиши дату, когда это
случится. Парень взял ручку и замер в продолжительном ступоре. – Асылбек, – небольшая пауза – рука знает, когда это случится. Напиши дату!
Пауза. Асылбек в ступоре. Рука начинает что-то очень медленно писать. Писал очень долго лёгким нажимом, но цифры получились вполне понятными: 12.12.2001г. Тут я понял, что, возможно, совершил ошибку, говоря про это, а не непосредственно про умение говорить. А вдруг он подумал о чём-то другом?
— Это дата когда ты заговоришь? — уяснял я. Он начал выходить из ступора,
но ответа не было. – Значит, у нас есть время, — начал говорить я. – Ну что такое 12.12.2001г.? Если подумать, то 12.12. мало чем отличается от 12.11., а если мыслить глобально, то 2000 мало чем отличается от 2001. Помнишь, что время может сжиматься? Значит неважно, какое число: 12.11. или 12.10., а может быть, даже и 12.08. А если уже было 12.08., то может быть и 12.07. или даже 12.06.
Тут Асылбек берёт ручку и твёрдым почерком пишет новую дату крупным шрифтом: 12.05.2000г. Внутри я почувствовал напряжённость ситуации: «Значит, он заговорит сегодня?» — спрашивал я сам себя. – А если не заговорит?
Внутренние мысли испарились быстро. Уже через несколько секунд я спрашивал:
— А в какое время ты заговоришь? Сейчас 11.52. – я показал ему свои часы.
Асылбек написал: 11.55. – Значит, это случится очень скоро! Раз движение уже пошло – его не остановить, – невербально показываю «нет». – Это как лавина. Вначале движется маленький комочек, он увлекает за собой другие маленькие комочки, потом уже это целая река, которую остановить просто невозможно. Она так ревёт, что аж мурашки по коже бегут.
Проходит необходимое время. Асылбек не говорит. Тут я «понял», что это не «истерия» и что он сегодня не заговорит. Вначале я почувствовал чувство разочарования и вины перед врачами, Асылбеком и самим собой. Оно быстро переработалось или вытеснилось. Я продолжил разговор:
— Ты знаешь, что наши нервы растут четыре миллиметра в день? Бывает,
что где-то что-то испортится, например, часть тела, тогда нервы начинают расти как корешки прорастающего семени. Когда семя посадят, вначале оно набухает, потом появляется главный корешок, от него отходят другие корешки. Они как насосы начинают всасывать, разрастаясь, питательные вещества, потом появляется стебелёк, листья и чуть позже – плоды. У разных растений – разные корешки. У дуба, например, очень мощные корни, он как мужик. А вот у берёзы, как у женщины, — гибкие, тонкие. Но дуб – это наше: он мужик, не то, что эти берёзы… — Смех, все улыбаются…Пауза. – Асылбек, давай теперь поговорим о серьёзном? – молчание. – Вспомни, что с тобой случилось в армии. Мне не нужно ничего говорить. Просто вспомни. И помести всё это в рамку, как если бы ты смотрел всё это в телевизоре, – а сам показываю невербально справа от себя периметр рамки среднего размера.
– Как это ты представил? В виде рамки? – спросил я.
— Нет! – замахал он руками и показывает окно телевизора.
— Отлично! – произнёс я. – А теперь вспомни что-нибудь очень приятное,
хорошее. И помести тоже в рамку, но с этой стороны, – показываю руками слева от себя периметр рамки поболее, чем той, которая справа. – Получается? – кивок в ответ. – Ты молодец! А сейчас представь, что эта рамка, — показываю на негативную, — начала медленно уплывать влево. Чем дальше она удаляется, – тем мутнее и меньше она становится.
Асылбек застыл в ступоре. Радовало то, что его голова очень медленно разворачивалась влево, как будто он следит за удаляющимся движением. Появились слёзы. Выдержалась длительная пауза. Я не знаю, откуда это, но я начал сочувствующим, медленным голосом говорить:
— Кто сказал, что мужчины не плачут? Кто сказал, что им не бывает
тяжело? – я чувствовал, что у самого слёзы подступают к глазам, глаза были мокрыми. Обратил внимание на окружение, – они сочувствовали и давали поддержку. Слёзы у Асылбека усилились.
Пауза. Слёзы уменьшились.
— Отсылай всё это в прошлое, – произнёс я и сделал несколько движений
своей правой рукой вправо от себя, в сторону и вниз. Ему стало легче. – А сейчас эта рамка приближается, – и двигаю левой рукой воображаемую позитивную рамку поближе. Он успокоился. Улыбнулся. – Глядя на тебя, я представил себе такую картину: птички, девушки…хорошо! – я пошутил весёлым голосом, вибрируя левой рукой. Тут я понял, что перешли через какой-то барьер и что консультация скоро закончится. Эмоциональный фон стал выравниваться. Мне стало хорошо. Я опять почувствовал себя лёгким и окрылённым.

Потом я сказал Асылбеку:
— Ты будешь говорить! Вначале, возможно, очень тихо, так, что тебя никто
не услышит… Я сразу вспомнаю случай: иду я как-то с друзьями, думаю о своём, вдруг – локтем в бок. Мне говорят: «Ты что там бормочешь?». Представляешь, Асылбек, я шёл о чём-то думал и бормотал. Я даже не думал, что меня слышно. Бывает такое. Может ты видел таких, которые что-то делают и разговаривают, бормочут, сами того не замечая? – Асылбек утвердительно кивнул головой.
— А сейчас посмотри на окружающих и если есть кому-то что-то сказать, ты скажи, – попросил я. Он пальцем показал на Сандугаш и на меня. Стал говорить по-своему, без звуков; рот немного двигался. Я ему сказал, чтобы он больше двигал языком и нижней челюстью. Вначале он сказал Сандугаш, потом мне. Мы кивали ему, как будто и впрямь разговаривали. Да нет же, чёрт побери, мы с ним действительно разговаривали. И это было важно! Мне казалось, что он благодарил меня, и мне было приятно. Потом я решил показать небольшое упражнение:
– И напоследок я хочу показать тебе одно упражнение, связанное с дыханием – очень хорошо помогает. Попробуй сделать так, – показываю: на вдохе произношу: «А». Он пробует, но нет звуков, только вырывается воздух.. – А можешь «О», – в шутку издаю страдальческие звуки. Асылбек пробует, но не получается. Тогда я начинаю, как маленький ребёнок, баловаться и играть со звуками на выдохе: «ах», «ух», «эх», «ой», «ой-бай, опырмай». Все смеются. Это весело. Он пробовал и пробовал. Что-то начинало озвучиваться, ближе к «ой» или «ох». Я акцентировал внимание на этом и все подтвердили. Он смог что-то сделать! Это не был звук в обычном понимании, больше даже хрип или шум вырывающегося воздуха. Но это неважно. Важно то, что он что-то делал, куда-то двигался.
— И домашнее задание, — произнёс я — наблюдай: как говорят люди, как двигается горло, как открывается рот, как при этом звучит голос. Прислушивайся к звучанию звуков и вспоминай, как ты это делал. И говори про себя, говори, открывай рот при этом. Вспоминай любимые песни, слова дорогих людей.
В конце я поблагодарил его за «хорошую работу», договорился о следующей встрече в начале следующей недели и попрощался с пожеланиями на выздоровление. Мы долго жали друг другу руки и выражали так что-то очень важное. Я почувствовал экзистенцию и «свою миссию». Я был благодарен этому парню, не знаю за что. Он мне явно нравился…
Попрощавшись с лечащим персоналом, я и Сандугаш вышли во двор. Там было много народа: пациенты, «сёстры», родственники. Я удивился, насколько там было тихо и спокойно и в каком-то смысле радостно. Раньше у меня было представление, что в «остром» отделении должны быть напряжение, сумасшедшие крики и т.п. Особенно обратили моё внимание лица медработников. В них, как у священников, чувствовалось просветление, гуманность, заботливость. У этих людей я чему-то учился…
За калиткой я попрощался с Сандугаш и побрёл по знакомой дороге. Мысли кружились веером, было приподнятое настроение. Я вроде бы и не думал о сегодняшнем сеансе, но что-то внутри там происходило, что-то выстраивалось в единую стратегию. Я просто знал, что моё подсознание – очень мудрое образование, и оно знает, что делать.
Так я добрался до автобуса, который своей мягкой поступью окончательно погрузил в небытие и расслабление…

х х х

Вечером я уехал из Алматы и встретился с мамой, всё ей рассказал. «Дай Бог, чтобы у тебя всё получилось» — напутствовала мама, и она знала, что говорила…
Выходные я провёл на даче, хоть размял свои косточки. Я понял, что лопата – удивительное орудие, с ней можно даже медитировать, помогает погружаться в удивительные уголки фантазий и размышлений (про чувства я уже не говорю). «Медитируя» во время работы лопатой, я вроде и оставался в сознании, а вроде бы и забывался. Но прежде чем что-то покопать, я вначале обойду весь участок, исследую каждый его уголок, постою немного, растворюсь в нём, а уж затем начинаю и копать. Сопричастность – великое дело…

х х х

В Алматы приехал в понедельник утром, но не чувствовал готовности идти к Асылбеку; что-то во мне ещё дозревало. Весь день утонул в общественных делах. Чувствовал лёгкую усталость. На следующий день, 16 мая, проснулся до будильника: «Надо ехать к Асылбеку». Были странные ощущения: с одной стороны я чувствовал, что ехать надо, а с другой – наседал какой-то дискомфорт. Всё-таки поехал. Если в первый раз я был в костюме, то сейчас я ехал в джинсах и майке. Никакой стратегии работы у меня не было. Единственное, что вёз с собой – это рисунок системы человека по СУ ДЖОК-терапии и диагностический щуп – а вдруг поможет? Покажу ему точки соответствия гортани и голосовых связок,– пусть стимулирует…

Чёрная рамка

Никто не знал, что я приду сегодня. Асылбек был во дворе. Увидев меня, он подошёл ко мне и поприветствовал. Я тоже был рад его видеть, моя улыбка расползлась до ушей. Мы крепко пожали друг другу руки, и было ощущение, что сегодняшнее рукопожатие было более уверенным и деловым.
-Как дела? – спросил я. Он радушно дал понять, что хорошо. «Только я не говорю» – показал на горло и развёл руками. По его лицу пробежала лёгкая грусть и тут же исчезла. У меня тоже. Мы постояли немного друг перед другом; было небольшое замешательство. – Я пойду, — сказал я и рукой показал на «лечебный корпус». Он кивнул и побежал в свой (пациенты заходят в кабинет с внутренней стороны). Каждый пошёл своим темпом.
Внутри кабинета были Сандугаш и два лечащих врача. Я поздоровался с ними. Они принимающе ответили. Зашёл Асылбек и мы ещё раз потрясли друг другу руки. Он жал мою кисть так искренне мягко и твёрдо, что вызывал чувство уважения и заботы. Все расселись. Я сразу без шуток сел на «устойчивый» стул и разрешил себе секундную паузу.
-Как дела? – я был традиционен. Асылбек взял лист и что-то написал. Протянул мне: «Хорошо! Всё время у меня перед глазами ваша улыбка» – почерк был разборчивым. Моя улыбка сразу распустилась. Он снова взял лист и добавил: «Она мне даёт духовных сил, радость». Представляете, что я ощутил? Это невозможно описать словами. Благодарные улыбки врачей и Сандугаш поддержали это состояние. Не каждый день мне такое говорят, да ещё в такой ситуации. – Спасибо, — чувственно сказал я.
Выдержалась пауза.
— О чём бы ты хотел поговорить? – спросил я.
— Мне всё равно, – написал он… Пауза…
— Тебе что-нибудь приснилось? — я искал с чего начать.
— Снится гудок. Я от него просыпаюсь каждую ночь, – ответил Асылбек.
— А что это за гудок? Автомобильный или другой? – уточнял я. – Автомобильный? – снова спросил я, и он утвердительно кивнул головой. – А с какой стороны доносился гудок? – Асылбек рукой показал вправо от себя и немного назад. – Там находится? – указывая рукой в нужном направлении, уточнял я. Парень снова подтвердил. – Представь себе машину, которая смогла бы издать такой гудок, – предложил я. Кивок в ответ. – Представь, что эта машина объезжает тебя и уезжает влево, — показываю возможное круговое движение машины своей рукой. Асылбек берёт ручку и пишет:
— Не уезжает.
Я на секунду «потерялся».
— Тогда пусть она подъедет к тебе поближе, — выступил с контрпредложением я. Асылбек стал погружаться в своё воображение. Через несколько секунд на его лице появилась гримаса недовольства, напряжения. – Открой дверь, сядь в машину и нажми на гудок! – более командным голосом предложил я. Секундная напряжённость и расслабление. Асылбек берёт лист бумаги и пишет:
— Вспомнил машину брата, – появившаяся улыбка на его лице сказала мне о позитивном переякорении. — И когда это было? – спросил я.
— В детстве, – был написан ответ.
— Ты сидел в машине и нажимал на гудок? – не успокаивался я. Невербальное подтверждение. – Что ты чувствуешь?
— Весело, — написал он и улыбнулся. Оказывается у Асылбека есть права и он очень любит ездить на машине.
Тут я вспомнил про СУ ДЖОК-терапию:
— Я принёс тебе одну интересную вещь, она тебе поможет, — с этими словами я достал схему руки с изображёнными точками соответствия всех органов. – Это СУ ДЖОК-терапия – новейшее достижение медицины. Оказывается, на нашей руке есть точки всех органов. Вот, посмотри,- тут я дал ему посмотреть небольшую схему, — видишь, гортань и голосовые связки находятся здесь, — я взял его руку и диагностическим щупом стал искать на большом пальце нужную точку. – Вот она! Она немного щёлкает. Там нервный узелок, его надо стимулировать, – я подавил немного щупом «горловую» точку на большом пальце и перенёс внимание на средний палец. – Здесь тоже есть точка. Она находится здесь, — и щупом показал. Потом шариковой ручкой обвёл ему область шеи на большом и среднем пальцах. –Тебе надо массировать эти точки какой-нибудь палочкой или пальцами 3 раза в день. Это будет стимулировать твоё горло и голосовые связки через нервы, – показываю левой рукой на своей правой как идёт движение импульса от точки к горлу. – Это домашнее задание. Это поможет тебе раньше начать говорить! – заверил я.
Пришла терапевтическая пауза. Мы смотрели друг на друга. В голове что-то двигалось и сопровождалось блёклыми прозрачными наплывами как при погружении в транс. Но транса не было. Было лёгкое «подвисшее» состояние…
— Помнишь, я говорил тебе, как растут нервы? Бывает, если чего-то не хватает или есть препятствия на пути, — сопровождаю свой рассказ движениями рук, символизирующими препятствие и его обхождение, огибание в виде ладони вокруг кулака, — то нервы начинают расти и проникать в эту область, — показываю на кулак, — чтобы лучше управлять ею. Растут они по 4 миллиметра в день. Это похоже на прорастание семени. Я говорил тебе: семя вначале набухает, потом появляются корешки, которые начинают ветвиться и разрастаться. И чем больше времени проходит, тем больше корешков вырастает. Это просто и естественно. Асылбек, тело твоё прекрасно понимает скрытый смысл моих слов, фраз и предложений, а также скрытый смысл скрытого смысла моих слов, фраз и предложений. Ты молодец!
Мы погрузились каждый на свой уровень транса. Его тело меня прекрасно понимало, он уже автоматически массировал «горловые» точки на пальцах, я решил ещё раз напомнить и дать понять, что нервы растут даже тогда, когда об этом не думаешь.
— Потому что завтра утром встанет солнце, и послезавтра утром встанет солнце и послепослезавтра…
Пауза… Из транса вывел голос Сандугаш:
— Виктор, — начала она, — Асылбек говорил, что перед ним постоянно появляется рамка. Она ему мешает.
Я обращаюсь к Асылбеку:
— А где находится эта рамка?
Показывает справа от меня как раз в том месте, где на предыдущей консультации, я ему предлагал «нарисовать негатив». Далее спрашиваю:
— А какого цвета рамка?
Солдат показывает на чёрный цвет. Продолжаю изучать:
– А какой у тебя нелюбимый цвет? – снова показывает на чёрный. – Заполни
эту рамку чёрным цветом, – дал задание, которое он выполнил. – А какой у тебя любимый цвет? – спросил я. Асылбек оглядел комнату и показал на красный цвет. – Красный? – на всякий случай переспросил я. Он подтвердил. – Давай нарисуем здесь, — показываю слева от себя рамку, — рамку, но красного цвета и заполни её тоже красным цветом. – Асылбек кивнул. – Представь, что чёрная рамка начала уплывать куда-то вдаль влево, — сопровождаю движением правой руки. – Как будто я её отодвигаю. Пауза. Пишет:
– Не отодвигается.
– Тогда представь, что красная рамка переместилась и стала перед чёрной! –
предложил я ему.
Наблюдаю очень мощную физиологическую реакцию. Он пишет:
— Чёрный выступает сквозь красный цвет.
— Ну, тогда давай построим стену перед чёрной рамкой, — предлагаю другой
вариант. Он пишет:
— Стена окрасилась в чёрный цвет.
— Ну, тогда убери стену… Представь чёрную машину, а на ней разные
надписи крупными буквами разными цветами, особенно красным.
Пишет:
— Неприятно.
Пауза
— Давай забудем про неё, — показываю на рамку и отсылаю её в прошлое.
Пауза. Чувство незавершённости.
Парень взял лист и написал:
— Руки не чувствую.
— Как ты их не чувствуешь? – Пауза. — Они немеют? – спросил я.
Он кивнул. – А где именно ты их не чувствуешь?
Асылбек показывает на бицепсы.
— Ну, давай их разомнём! – предложил я и стал показывать ему, что надо сделать массаж со скрещенными руками. Он стал разминать. – А с чем это можно сравнить? – поинтересовался я. – Они холодные или горячие? Лёгкие и тяжёлые? Мягкие или твёрдые?
Он явно меня не понимал или не слушал, а может быть, находился где-то далеко внутри, смотрел изумлёнными глазами и продолжал массировать руки.
— Разминай руки и через СУ ДЖОК! – сказал я, — Руки – это крайние пальцы… — Я ему объяснил, что надо сделать.
Прошла ещё одна пауза. Было ощущение, что происходит что-то мощное, чем очень трудно управлять. У меня пошли ассоциации, и я вспомнил о том, как начинаются лавины, которые потом остановить просто невозможно. Что-то пробудилось, я чувствовал себя на острие ножа…Параллельно шло какое-то понимание на уровне интуиции. Появилось желание уйти с «дороги процесса». Я понял, что пора быстро закругляться.

Вспомни о чём-нибудь приятном! – предложил я, и моя левая рука привычно завибрировала. Асылбек вспомнил друзей и песню друга. Я сказал, что очень хотел бы услышать эту песню и что Асылбек мне её споёт, когда у него появится голос. Он охотно согласился.
По внешнему виду он почти вернулся к хорошему настроению. Я давно не оставлял своего клиента и себя в таком непонятном незавершении. Причём незавершённость внешне сильно не проявлялась, она была где-то очень глубоко, как будто я смотрел на неё через полупрозрачный лёд. Ритм этой консультации был таким сверхмедленным, тягучим, выжидающим, что его можно сравнить с медитированием.
Мы попрощались. Рука Асыылбека была при рукопожатии такой же, но в глазах что-то происходило. Я пообещал, что приду через несколько дней. Каждый пошёл своим путём.

х х х

Хотя я и шёл с Сандугаш, разговаривал с ней, всё время вспоминал взгляд солдата. «Истина готова выпрыгнуть со дна его глаз» – перефразирующе озвучивались слова Александра Лазаревича Каткова, ведущего методолога психотерапии. В этом взгляде было что-то безнадёжное, экзистенциальное и в то же время чувствовался вызов этой реальности, воля «на грани», когда человеку нечего терять и он готов на всё. Нужен лишь мягкий толчок в спину.
Мысли кружились веером. Было ощущение, что я одновременно нахожусь в двух мирах: одна моя часть общалась с внешним миром, а другая была где-то далеко…
Ассоциации, обрывки памяти вливались в моё сознание одно за другим. Вспомнил сегодняшний короткий разговор с лечащим врачом Асылбека Абаевым Арсеном Хасеновичем, приветливым, интеллигентным и умным мужчиной. Он мне сразу понравился своей принимающей позицией, – хотелось услышать мнение профессионала и я спросил его:
— Как вы думаете, он заговорит?
Он честно сказал, что не знает. Дети хоть орут, когда учатся говорить, а этот молчит. Я подумал, что детям надо около двух лет для хорошего разговора и, может, не случайно парень выставил дату 12.12.2001г.? Однозначно, что Асылбеку нужно учиться говорить заново. Я ему сегодня об этом уже говорил:
— Тело твоё помнит, как ты учился говорить, у тебя уже есть такой навык. Тебе нужно всё это вспомнить! У тебя есть преимущества перед маленькими детьми, – ты всё понимаешь. Они просто слышат и повторяют: вначале отдельные звуки, потом слова и предложения…У тебя всё получится!…

х х х

Как прошёл день – точно не помню. Да это и неважно, потому, что умение непомнить, забывать, так же важно, как и умение помнить, запоминать. А иногда умение непомнить важнее, чем умение помнить. Ведь умение непомнить – это навык, и умение помнить – это тоже навык. Поэтому неважно, что тело будет помнить, а что не будет помнить… — Что это?…Да, так, мысли ни о чём. Когда что-то берёшь и откладываешь в далёкие ящички своей памяти…

х х х

Вечер. Поздний вечер. Вернее, даже ночь. Хотел спать, но не спалось. Чувствовал свою связь с Асылбеком… Ментал – не ментал, но что-то есть, какие-то нити бессознательного пронизывают пространство значимых или временно значимых людей. А, может, это всё происходит — внутри меня, между полями и образами моего Я или его частей?…Хотя это уже не важно, даже если это просто мои галлюцинации – я в них верю и значит это работает. Я просто начинаю вести себя соответствующим образом. Вот где ментальная экология!
Решил сделать экстрасенсорное упражнение. Поднял руки вверх, параллельно скрещенные в локтях так, чтобы предплечье было перпендикулярно полу. Сделал несколько глубоких медленных вдохов и более длинных выдохов. По ходу представлял, как энергия проникает в мои пальцы и тягучим образом движется через локти к центру в грудь. Последний, третий вдох и последующий выдох ввели в глубокое состояние транса. Я представил, как из макушки моей головы вырывается луч, красно-белый луч и через небо соединяет меня с Асылбеком. Всё это я живо представил, даже пространственно. Сразу на расстоянии вытянутой руки появился образ солдата…Я видел его лицо в анфас. Я сказал:
— Боже! Помоги этому парню. Чтобы у него всё было хорошо; чтобы он заговорил.
Пару секунд я был в контакте с образом, неважно – с внешним или внутренним, и когда он исчез и появилось чувство завершённости, я спокойно уснул.
Проснулся в три часа утра от резкой сильной боли в горле. Оно горело синим пламенем. Я не мог ни глотнуть ни проглотнуть. Что я не мог проглотить или выплюнуть? Что у меня там застряло? Это была адская боль. Я понял, что голоса нет, издавались одни лишь хрипы. И лекарств нет никаких!
Включил свет, сел на кровать и минут пять изучал собственные ощущения в горле. «Это всё кефир!» – тут я вспомнил, что вечером пил очень холодный кефир. «Надо же, заболел!». Ещё посидел пару минут и спросил себя: «Что делать?». Вспомнил о СУ ДЖОК, достал диагностический щуп и стал массировать «горловую точку»; потом прижёг её на всякий случай. Вроде отпустило. Выключил свет, пожалел себя немножко и лёг спать.
Утром, 17 мая 2000г. голос как таковой не присутствовал. Был на работе, говорил с людьми охриплым голосом. В четверг с горлом стало вроде лучше, но не очень. Идти на консультацию не хотел. Вечером позвонил Сандугаш узнать, когда в пятницу удобно подойти. Она, пораспросив о моём горле, рассказала, что случилось с Асылбеком. Оказывается, утром он написал письмо родителям, где рассказал, что не может говорить. После этого он пошёл в туалет и разбил там раковину; разошёлся, был в ярости. Его вшестером еле «повязали», поместили в «принудительную», сделали три успокаивающих укола. И то, привязанный, с уколами, буйствовал ещё целый час.
Я был удивлён и озадачен. Новость была неожиданной. Сразу почувствовал свою сопричастность и чувство вины.
— Это терапия повлияла, как ты думаешь? – виновато спросил я.
— Да нет, это письмо! – успокаивала и предлагала другой вариант Сандугаш. – Он долго писал письма, думал, что заговорит, но так как не заговорил, -написал… — Сандугаш более подробно стала описывать ситуацию.
— И что теперь делать с консультациями? – не выдержал я.
— Я поговорю с врачом, но он не хотел, чтобы терапия продолжалась —
ответила Сандугаш.
— Я понимаю, — сказал я, — я хотел бы просто увидеть Асылбека, если это
возможно.
— Думаю, что, возможно, я поговорю с Арсеном Хасеновичем, попробую
его убедить. В любом случае, ты позитивно влияешь на Асылбека, — сказала Сандугаш.
От этих слов мне стало легче. Мы ещё поговорили про солдата и договорились о встрече на пятницу к одиннадцати часам утра.
После телефонного разговора я пребывал в состоянии небытия: лежал и ни о чём не думал; возможно, и думал, но мысли были ни о чём. Так продолжалось некоторое время. Тут я вспомнил рекомендацию Асылбеку: «Разминай руки». «Так это я его подтолкнул к к этому!» – прорвался инсайт и последующее изумление: «Его бессознательное точно выполнило предписание в буквальном смысле! Надо быть осторожнее!» Я был потрясающе удивлён. Опять наступило состояние небытия…
«Моё горло? – Что это, присоединение?» – мелькнула и исчезла мысль о себе родимом…
О дальнейшей терапии я и не думал. Представлял просто, что сяду рядом к привязанному к кровати Асылбеку, посочувствую ему и как-нибудь заглажу свою вину. «Возможно, в конце я расскажу ему какой-нибудь анекдот» – проскальзывали обрывки отдельных мыслей… В таком состоянии я лёг спать.
В пятницу утром чувства неопределённости практически не было, наоборот, появилось желание сделать парню терапию, но очень маленькую, может метафору какую рассказать или ещё что-нибудь. С такими идеями я приближался к знакомой калитке шестого отделения. Но как только я вошёл – сразу увидел Асылбека на улице. Подходить не стал. Просто кивнул в знак приветствия. Была настороженность, грусть и лёгкая дистанционность. Я не ожидал его увидеть, и сразу прошёл в кабинет. Я был немного в себе. Мыслей о том, что он делает на улице, а не привязан к кровати – не было. Было ощущение лёгкого удивления и того, что так и должно быть.

Желанные звуки

В кабинете находились Сандугаш и её коллега-врач. Мы поздоровались, чувствовалась лёгкая напряжённость. Сандугаш объяснила, что Асылбек утром был спокойным и Арсен Хасенович после осмотра разрешил ему «перевестись» обратно в свою «спокойную» палату. Зашёл Асылбек. Мы традиционно поздоровались, сели на «свои» места.
— У меня пропал голос, — прохрипел я, и все дружно засмеялись. – Надеюсь,
что это никак не повлияет на нашу беседу…
Лёгкая пауза.
— Мне твой врач сказал, что терапию делать не надо, поэтому я пришёл к
тебе просто поговорить, — моя речь была монотонной. – О чём бы ты хотел поговорить?
Парень взял ручку и написал: «Обо всём».
— Давай тогда представим, что ты — это я, а я — это ты. Давай поменяемся
местами! – предложил я, и мы пересели на противоположные стулья. – Представь, что ты — Виктор, а я – Асылбек. О чём бы ты со мной как Виктор хотел поговорить? – спросил я.
Он пару секунд помолчал и, активно двигая руками, начал довольно громко издавать нечленораздельные звуки. Моему удивлению не было предела.
— Да ты уже говоришь! У тебя есть звуки!? – мой голос был очень
возбуждённым. Асылбек утвердительно кивнул головой. – Я так рад за тебя! Надо же, это чудо! Ты молодец! – комплементы и чувство восторга вырывались из меня со страшной силой. Параллельно где-то внутри было чувство возмущения к Сандугаш: «И об этом и не сказать!?» Радость переполняла меня. Эмоции были как фонтан. – Ну, раз у тебя уже есть звуки, значит, ты очень скоро заговоришь, даже сам не заметишь! – начал убеждать я. – Помнишь лавину? Если движение началось, то его не остановить, – мои руки изобразили что-то вроде закручивающейся спирали справа налево от меня.
– Когда и как у тебя появились звуки? – спросил я. Он в ответ что-то
промычал, но что – я не понял. – Напиши на бумаге, — попросил я.
— Я не заметил, – ответил он.
— Это случилось вчера? – уточнял я. Здесь Сандугаш объяснила, что звуки
появились после инцидента: он сопротивлялся и из него прорывались эти звуки.
— Ты, говорят, здесь нашумел, в туалете «ремонт» сделал, — начал я в шутку.
Асылбек улыбнулся и сделал виноватое лицо. – Ну, бывает, — продолжал я. – Зато ты внёс разнообразие в спокойную жизнь персонала, – «персонал» мило улыбнулся. – Хорошо постарался? На все свои 20 лет? – шутка продолжалась. Асылбек немного засмущался и написал: «Я не управлял собой, был буйным…» — Ну, бывает, — стал успокаивать я, — что ни делается – всё делается к лучшему! Зато ты почти уже говоришь! – он промолчал.
— Знаешь, был такой эксперимент, — вспомнил историю-метафору с
декадника, — взяли стадо быков и стали бить их током. Оказалось, что быки проявляют две реакции: одни агрессивно сопротивляются, брыкаются, — показываю слева от себя, — а другие – «спокойно» принимают удары, — показываю вправо. — И чем сильнее били током, тем первые, — опять показываю влево от себя, — сильнее сопротивлялись, больше проявляли агрессию, а вторые, — показываю вправо от себя, — наоборот, спокойнее принимали удары. Стадо разделили на эти две группы и регулярно били током. А когда они выросли и их забили, то оказалось, что те, которые активно сопротивлялись, — показываю влево, — были абсолютно здоровыми, а те, которые всё терпели, — показываю в другую сторону, — были больными, их внутренние органы были поражены различными болезнями. Тогда исследователи сделали вывод, что агрессия, злость – это здоровая реакция, нужная для выживания. – Мне показалось, что Асылбек с интересом слушал мою историю.
Прозвучала медленная пауза, после которой я предложил: «Асылбек, хотя я и обещал твоему врачу, что терапию делать не будем, но хотел бы тебе предложить одно интересное упражнение. Как ты?». Асылбек быстро согласился.
— Это упражнение соединяет всё внутри, — описывал я результат, — делает человека целостным. Сандугаш на всякий случай весь мой текст переводила на казахский язык. – После упражнения люди чувствуют, что уходит напряжение, тело расслабляется, появляются силы…; люди чувствуют себя хорошо. Ты готов к этому? – Асылбек позитивно кивнул головой.
— Ну, тогда походи по комнате и найди место, где тебе будет приятно
находиться, — предложил я. Парень оглядел всю комнату и написал: «Мне везде хорошо».
— Ты походи, поищи такое место! – не успокаивался я. Присутствовавшая
симпатичная врач вместе с Сандугаш стала стимулировать его на поиски соответствующего места своим примером. Асылбек походил по комнате и сел на свой стул.
— Это здесь? – спросил я. Он подтвердил. – Вспомни приятную музыку…,
любимый цвет…, вкус…, запах… — продолжал я упражнение. Лицо парня просияло. – Что ты чувствуешь? – поинтересовался я.
— Мне смешно, — письменно ответил он.
— Интересное упражнение! – подтвердил я. – А теперь найди нейтральное
место, где не весело и не грустно, не тепло и не холодно, — сказал я, и Сандугаш снова перевела на родной язык. Солдат сел на отдалённый низкий столик. – Представь, что ты как будто бы видишь себя со стороны, — комментировал продвижение я, и по его просьбе развернул стул, чтобы он «увидел себя» в профиль. – Какое настроение у этого, — показываю на стул рукой, — Асылбека? Ему хорошо?
Парень согласился. Тоже самое мы сделали и с «отрицательным местом». Потом я его погонял с «места на место» до трансового, промежуточного состояния. Состояние было явно позитивным, хотя и немного погруженным. Следующим этапом визуально соединили двух Асылбеков (с позитивного и с негативного мест) и впустили объединённый образ внутрь тела. «Вакцинация» прошла успешно.
На последок я ещё раз заверил парня, что говорить он будет, — моя левая рука привычно «завибрировала», — и что это случится так легко и красиво, что он сам даже не заметит. Также напомнил про младенца, который два года учится говорить. А так как Асылбек уже умел говорить, то процесс пойдёт во много раз быстрее.
На этой волшебной ноте мы и попрощались. Я чувствовал себя легко и свободно, голос стал певучим и звонким, успех был где-то рядом. Каким-то образом я знал, что всё, что нужно сделать – сделано, осталась только работа по отделке и эстетическому завершению. Я освободился от чего-то такого, от чего пора уже было освободиться. Было желание «взлететь».

х х х

Выходные проходили сквозь меня приятно и легко, и даже обволакивающе. Энергия свободно перетекала слева на право и снизу вверх, и обратно. И это такое состояние, когда мысли как мураши разбегаются в разные стороны, а тело уплывает в даль и растворяется в чём-то приятном и комфортном…

х х х

В понедельник пробудился на рабочем месте от телефонного звонка. Звонит Сандугаш: «Привет Виктор!»
— Привет! – отвечаю я.
— У меня к тебе приятная новость: Асылбек заговорил и хочет с тобой
поговорить! – голос у Сандугаш был радостно-деловитым. Я почему то не удивился. Что-то позитивное стало подниматься снизу вверх.
— С большим удовольствием! – ответил я и стал жадно слушать.
— Здравствуйте! – услышал я на ломанном языке. – Как Ваши дела? –
спросил солдат.
— У меня всё хорошо. Я очень рад, что ты заговорил! Ты молодец! –
порадовался я за него.
— Я говорю, только заикаюсь, — продолжал Асылбек.
— Ну, это ерунда, главное, что ты говоришь! – успокоил я его. – Скажи что
нибудь по-казахски! – попросил я. Асылбек произнёс несколько фраз, смысл которых я так и не узнал, но по смеху Сандугаш в трубке, понял, что это что-то смешное … Пауза…
— Когда ты заговорил? – спросил я.
— В субботу, — был ответ.
— Это здорово! Я так рад за тебя! Я завтра приду к тебе! – заверил я и
договорился с Сандугаш о завтрашнем приходе.

Песня

В шестое отделение шёл с приподнятым настроением. Асылбек был уже на месте. Мы радостно поприветствовали друг друга.
— Как дела? – спросил я и сел рядом с Сандугаш. Я сразу отметил, что
сегодня сел не на «терапевтическое место». «Наверное, я хочу просто пообщаться с этим парнем», — ответил сам себе. Асылбек рассказал, что у него всё хорошо. Говорил он почти чисто, но отрывисто. Сандугаш и я попросили его разрешения на запись сегодняшнего разговора на диктофон для «истории».
— Будешь знаменитым! – пошутил я, — О тебе узнает вся страна!…
Парень дал согласие. После небольшого разговора я вспомнил про песню, которую обещал спеть Асылбек, когда заговорит.
— Помнишь, ты обещал спеть песню! Спой, пожалуйста! – попросил я.
Асылбек немного засмущался, но после непродолжительной паузы и уговоров Сандугаш, всё таки запел. Это была на удивление красивая и звучная песня, исполненная «тонким» голосом. Песня была про друзей; на русском языке. Она так задела мою душу, что я чуть не заплакал…
Я обратил внимание на то, что Асылбек пел чисто, без каких-либо намёков на заикание или что-то в этом роде. В кабинете присутствовало, кроме нас троих, ещё несколько врачей вместе с Арсеном Хасеновичом. Песня всем понравилась. Это был настоящий шедевр.
От лечащего врача я узнал только сейчас, что Асылбек, когда поступил, целую неделю чего-то боялся и всё время прятался под одеялом. Особенно боялся лиц мужского пола. До поступления в РКПБ со слов военного психиатра лицо было безразличным, взгляд был устремлён в одну точку, инструкций не выполнял, не реагировал на обращённую речь…Я всю эту информацию переводил в шутку, показывая, как бы я боялся на его месте. Асылбек мило улыбался.
Самым интересным было то, что в терапии парня, как оказалось, принял участие пациент по имени Нурлан из этого же отделения. Оказывается, тогда в туалете перед «срывом» после написания письма, Асылбек стоял перед раковиной и «тихо» плакал. Нурлан же всё допытывался, пытался расспросить солдата о том, почему он плачет. Асылбек давал понять, что не хочет говорить, а тот всё не успокаивался. Так и «взорвался» солдат. Арсен Хасенович так художественно рассказывал про «провокацию», что у меня очень чётко вырисовывалась вся картина действия. Тут все начали шутить, что Нурлану надо объявить благодарность за содействие в лечении. Было весело.
После этого рассказа я понял, что терапия проводилась глобально, и в результате участвовало много факторов. Вначале Асылбек прошёл хороший курс медикаментозного лечения, наверняка получал нейролептики (подозрения на «эпи») и транквилизаторы. Я уверен, что сильно повлияло личное воздействие лечащего врача и работа психолога — Сандугаш. Психологическое воздействие с моей стороны, и плюс провокация Нурлана. А также общая спокойная обстановка в отделении и приветливый персонал. И самое главное – желание солдата вылечиться и вера в улучшение…
И я не знаю, что важнее, так как все факторы внесли свою роль в выздоровление. Хотелось, конечно, все результаты приписать себе и своей работе. Даже если я и внёс основной «толчок», то без других факторов такого результата, скорее не было бы! В каком-то смысле это осмысление было для меня открытием целостного взгляда на терапию…
Параллельно я присутствовал в кабинете и участвовал в разговоре. Я ещё раз заверил Асылбека, что скоро он будет говорить чисто, без заиканий и моя рука привычно завибрировала…
Через несколько дней я узнал, что солдат стал говорить хорошо. Оказывается, ему поставили диагноз «реативный субступор с явлениями мутизма на фоне резидуально-органической недостаточности головного мозга». Я правда, не понял, что это означает, но, наверное, что-то страшное. Странно, что я проводил психотерапию, даже не заботясь об анамнезе и не интересуясь о проводимом медикаментозном лечении. А о диагнозе вообще узнал после проведённой психотерапии. Это не правильно! Хотя с другой стороны, я был свободен от клиники (к тому же этим занимались соответствующие специалисты-профессионалы) и не заметил в парне ничего ненормального. Просто он какое-то время не разговаривал…
«И всё же так нельзя» – изредка проносится внутренний диалог по этому поводу…
Вот такой со мной был случай. После него я особенно поверил в силу терапии и в возможности человека, хотя было столько сомнений…

ВЫПИСКА ИЗ ИСТОРИИ БОЛЕЗНИ АСЫЛБЕКА Ж.

Диагноз: реактивный субступор с явлениями мутизма на фоне резидуально-органической недостаточности головного мозга.

ИЗ АНАМНЕЗА: наследственность психическими заболеваниями и алкоголизмом не отягощена. Родился в посёлке N. Об отце и матери ничего сказать не может, так как с «2-летнего возраста был отдан как старший ребёнок на воспитание бабушке с дедушкой, которые проживали в посёлке N другой области. До школы перенесённые заболевания и ЧМТ отрицает. В школу пошёл с 6 лет, до 5 класса был отличником, учёба давалась легко, с 6 класса увлекался борьбой, занимался борьбой самбо. Имеет 3-й юношеский разряд, после этого стал учиться несколько хуже – появились «4». Других увлечений не было, книг не читал, приходилось много помогать бабушке и дедушке по хозяйству. В школьные годы был по характеру спокойным, дисциплинированным, «никогда не пропускал занятий», был общительным, имел много друзей, был мирным по характеру. После 11 класса сразу поступил в строй-техникум, учился хорошо, экзамены сдавал на «5». Снимал квартиру, осенью 1997г. произошёл конфликт с хозяином квартиры, который в пьяном виде ударил нашего больного кружкой 2 раза по затылку, после чего тот потерял сознание (справа на затылочной области шрамы). Два дня болела и кружилась голова так, что не мог ходить, но к врачу не обращался. После этого ещё некоторое время кружилась голова после физических и умственных нагрузок. В марте 1999г. закончил техникум, но на работу нигде без военного билета не брали, всё это время продолжал заниматься домашним хозяйством. Осенью того же года узнав, что набирают призыв в неблагополучный район службы, убежал из военкомата, так как слышал от друзей, что там «беспредел». Оставался дома 1 год, следующей осенью сам пошёл в РВК и был призван на службу, первое время служил в г. N, где не раз за мелкие промахи сержанты били табуреткой по голове, затем служил в военной части № …, где какие-либо эксцессы отрицает. Со службой справлялся, пользовался уважением среди сослуживцев, со стороны офицеров был на хорошем счету, всегда положительно характеризовался. По характеру был общительным, весёлым, легко усваивал учебный материал. 10.04.00г. был отправлен на стажировку в в\ч № …, где какие-либо эксцессы отрицает. 17.04.00г. В 5.30 утра был найден в бессознательном состоянии возле казармы, было предположение, что он выпрыгнул со 2-го этажа. СП был доставлен в 7 ГК, где был обследован в нейрохирургии, патологии не выявлено. В связи с неадекватным поведением: выражение лица безразличное, взгляд устремлён в одну точку, всего боялся, инструкций не выполнял, не разговаривал вообще, не реагировал на обращённую речь – был отправлен в РКПБ. Здесь, со слов больного, пришёл в себя только на 3-й день; что было до того, как упал со 2-го этажа, как оказался в больнице – не помнит. Вспомнил, что дважды были похожие состояния – один раз после ссоры с братом, не помнит, как сел на его мотоцикл, как уехал. Затем, во время учёбы в техникуме, один из сокурсников украл у него курсовую, стал из-за этого с ним драться, очнулся в милиции, где ему сообщили, что он дрался с милицией, и с сокамерниками. Сам этот период полностью амнезирует. Вспомнил, что с детства, если заснёт в одном месте, то просыпается в другом месте, считал, что кувыркается в постели ночью.
Жалоб выявить не представляется возможным.
СОМАТИЧЕСКОЕ СОСТОЯНИЕ: Астенизирован, пониженного питания, на левом локте поверхностные ссадины. В лёгких везикулярное дыхание, хрипов нет. Тоны сердца ясные. АД 110\70. Живот мягкий, б/б. Печень, селезёнка не увеличены. С-м Пастернацкого отрицат. с обеих сторон. Дизурических явлений нет.
Неврологически: без признаков глубокого поражения со стороны ЦНС.
ПСИХИЧЕСКОЕ СОСТОЯНИЕ: внешне заторможен, взгляд отрешённый, затравленный, реагирует на обращённую к нему речь, но выражение лица не меняется, не разговаривает вообще, всего боится. При приближении к нему сжимается, отстраняется – боится, что его ударят. Не произносит ни одного звука. В отделении лежит в постели, накрывшись с головой, всего боится, ест самостоятельно.
Получал лечение: Седуксен 10,0/сут в/м, амизол 40 мг/сут в/м, сонапакс 10 мг н/н, сигнопам 20 мг/сут, эливел 50 мг/сут, пенициллин по 1 млн Х 4
р/ день в/м 10 дней, фурадонин 1т. Х 3 раза 14 дней.
ЭПО – т.о. на первом плане высокий уровень личностной тревожности, глубоко вытесненные негативные переживания и фобические состояния, мутизм вследствие психотравмирующей ситуации. Интеллектуально сохранён.
24.05.00г. был комиссионно осмотрен зам. Глав. Врача РКПБ….
В преморбиде – гиперсоциальная личность, однако с детства ущербность из-за того, что родители его не воспитывали. В 1987г. перенёс ЧМТ, без отклонения в психике, будучи призванным в армию, адаптировался неплохо, однако имел конфликты с офицерами. В беседе сообщил, что на протяжении всей жизни почти каждую ночь были эпизоды, когда падал с постели или оказывался утром в другом месте, однако конкретизировать то состояние не удаётся. Объективных сведений об этом нет, у врачей не наблюдался. Будто бы в армии тоже падал с кровати, но в документации не подтверждено, подобных пароксизмов в отделении не замечено. В отделении состояние характеризовалось явлениями мутизма, сниженным настроением. На осмотре: разговаривает, ориентирован правильно, не помнит, что с ним произошло, не пытается аргументировать, что с ним могло произойти. А в течение беседы аффектируется, эмоционально адекватен, синтонен, далее служить не желает. При этом имеет планы на будущее – водить машину, работать охранником.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ: перенёс реактивный субступор с явлениями мутизма на фоне РОН головного мозга.
В связи с окончанием обследования выписывается из отделения.
Зав. отделением …….
Леч. врач ……

2002 год.